01:12 Карта памяти заполнена - 2 часть | |
Я покопался в своих ощущениях и понял, что да, не хочу. — Она может управлять тем, что на тех фотографиях. Не знаю, каким образом — точнее, как это объяснить с точки зрения науки — вероятно, все связано именно с этими душами предметов… и она, находясь там, может воздействовать через эти души на их оригиналы… интересно-интересно… — Чрезвычайно интересно, — мрачно ответил я. — То есть, теперь у меня пожизненный полтергейст? — Не совсем, — покачал головой он. — Полтергейст, если вам угодно называть подобных существ так, действуют в рамках всего помещения. То же, с чем столкнулись вы, может оперировать лишь тем, что было сфотографировано — и ни на сантиметр в сторону. — Забавно, — усмехнулся я. — Ничуть, — хмуро ответил профессор. — Скажите, вы кроме рыбки никого больше из живых не фотографировали на ту карточку? — Нет. — Это хорошо. Значит, никто, скорее всего, кроме вашей рыбки не пострадает. — Скорее всего? Он промолчал. — Скорее всего? — Мы слегка ушли от темы, что я начал, — несколько нехотя сказал он. — Видите ли, все эти… существа, что стали приходить к вам… они же приходят не просто так… — Я почему-то так и понял, — мрачно ответил я. — И чего они хотят? — Чтобы вы их тоже сфотографировали, — спокойно ответил он. * * * — Они собираются вокруг вас, потому что думают, что путь только тут. Во всяком случае, знакомый путь… — А кто этот мальчик? — вдруг не к месту вспомнил я. — Какой? — Ну тот, что меня привел… лысый такой? — А, этот… — махнул рукой профессор. — Это тазша. — Тазша? — Да. Ничего особенного, он из потустороннего мира. — А, — сказал я. — Они боятся... они все боятся нового мира — вашего мира. Разве вы не видите, что их мир уходит? Умирают старые шаманы, леса вырубаются… никто не пасет стада, охотники реже ходят в леса. Их мир умирает — и они не могут перейти в ваш, они не знают, как. А вы случайно впустили туда жезтырнак. Думаю, что поначалу ей это не понравилось… — У меня упал фотоаппарат, — вспомнил я. — Да, ей не понравилось, — кивнул он. — А потом она привыкла. Даже вошла во вкус… И они тоже почуяли это. — Что «это»? — Они поняли, что могут перейти в новый мир. Пока они поняли, что ей это удалось через вашу камеру — вот вы и видели их. Но когда-нибудь они поймут, что и через другие вещи… Не дай Бог, если они поймут, что есть другие вещи и иные пути… — И что мне делать? — Выгнать жезтырнак. Уничтожить карту. — И это все? — Не знаю. Будем надеяться, что они еще не научились. Они все злы и обижены — и не на кого-то конкретно, а на всех вас. И убийство кого-то из вас может быть всего лишь местью вам за какую-то давнишнюю обиду. — Всего лишь? — Да, — пожал он плечами. — Для них это «всего лишь». Для многих из них то, что связано с вами — «всего лишь». Но не то, что связано с ними. — Это... Это неправильно.. — У мира духов свои правила, — усмехнулся он. — И даже их они нередко не соблюдают. Ты думаешь, тазша привел тебя потому, что обеспокоен за людей? — Я ничего не думаю, — мрачно ответил я. — Тазше наплевать на людей. Он шутник, весельчак — он любит развлекать детей, но до тех пор, пока ему это нравится. Во всем остальном ему на вас наплевать — как и многим там, откуда он пришел. Но ему — и многим там, откуда он пришел, — не понравилось то, что появился проход. И еще больше не понравилось то, что другие стали искать этот проход. — Почему? — Не знаю, — пожал он плечами. — Это их внутренние интриги. И именно в этом случае как нигде к месту поговорка «Меньше знаешь, крепче спишь». Я кивнул головой. Вот с этим я был абсолютно согласен. — Хорошо, — махнул он рукой. — Идите, приносите карточку. Только быстрее, пожалуйста. Мало ли что… — Кстати, — спросил я его на пороге. — Вы тогда спросили меня, верю ли я в духов. А если бы я сказал: «Не верю»? — Я бы ответил: «Придется поверить», — просто сказал он. * * * Я ворвался в подъезд, взлетел вверх по лестнице и чуть не сломал ключ, яростно рвя его в замке. Уже в коридоре я краем глаза увидел, что диск телефона вырван и висит на жилках проводков — точь-в-точь таких же, как кишки рыбки. Я вбежал в комнату. И похолодел. Ведро было перевернуто. Фотоаппарата под ним не было. — Сашка… — дорожащим голосом позвал я. — Сашка! — ДядьПаш, идите сюда! — весело откликнулась она. На негнущихся ватных ногах, боясь даже подумать о том, что я могу увидеть, я практически проковылял в ее комнату. Девчушка стояла напротив стены с ковром и держала в руках фотоаппарат, словно что-то хотела заснять. — Брось фотик! Брось! — крикнул я. Мелькнула вспышка. Сашка подняла на меня удивленные глаза. — Что ты сфотографировала, что? — бросился я к ней, схватил за плечи и начал трясти. — Собаку… — испуганно пролепетала она. — Какую собаку? — Мою… — Но зачем, зачем? — Вдруг вы сможете ее увидеть… Я схватил фотоаппарат и глянул на экран. На нем на фоне стены с ковром была запечатлена небольшая лохматая собака. — Смотри, дядьПаш! — торжествующе вскрикнула Сашка. — Вот она, вот она! Это у вас какой-то особенный фотоаппарат, да? Я молчал. И больше всего на свете мне сейчас хотелось отшвырнуть технику в сторону, сгрести Сашку в охапку и бежать, куда глаза глядят. Потому что я видел, как справа, из рамки фотографии к собаке тянутся длинные, запачканные чем-то темным, тускло поблескивающие когти. А потом хватают ее и куда-то волочат. Собака беззвучно огрызается и пытается вырваться, но все без толку. И вот уже только клочок лохматой шерсти мелькает за рамкой… Сашка вскрикнула. — Что такое? — опустился я перед ней на колени. — Живот… — скорчилась она. — Болит… — Где? Она указала на правый бок. Аппендицит? Или он слева? Да какая разница, его же ей все равно вырезали в прошлом году! Я бросился было к телефону — но кроме сломанного диска руки наткнулись на скученную в жгут трубку. Хотя какой телефон… тут же нет скорых, только больница на окраине. Или же… Я медленно повернулся к фотоаппарату, который валялся на полу, около всхлипывавшей Сашки. Или же тут совсем не больница нужна? * * * — Что случилось? — обеспокоено спросил карлик. Я ввалился в его квартиру, прижимая всхлипывающую Сашку к себе, и сбивчиво пересказал все. — Ясно, — быстро сказал он. — Ясно. — Что это? Это… как-то связано? — Собака… — забормотал он, отчасти обращаясь ко мне, отчасти просто разговаривая вслух. — Собака… двойник человека… близнечная пара… говорят, что даже душа… я думал, что такое теперь уже не встречается… какой любопытный случай… ах, какой любопытный случай! О, я знал этот огонек в глазах, слишком хорошо знал! Мои родственнички с таким огоньком забывали есть и пить, днями просиживая над научными выкладками. И сейчас, в этой ситуации, подобный огонек был явно неуместен. Я схватил калеку за плечи и сильно тряхнул. — Какой любопытный? Какой случай? Он поднял на меня глаза, огонек стал чуть потухать и взгляд начал обретать ясность. — Собака, — спокойно, даже слишком спокойно пояснил он. — В тюркской мифологии двойник, близнец — в особых случаях даже душа — человека. — Это чудесно, — заорал я. — Я очень рад за тюрков. Но как это касается нас? — У меня есть все основания предполагать, — его тон стал приобретать менторский оттенок лектора, — что воображаемая собака вашей племянницы являлась олицетворением ее души. Собственно, бытует предположение, что таковыми являются все воображаемые друзья детей… что это некоторый механизм расщепления… — К черту других детей и туда же расщепление, — заорал я. — Сейчас в чем дело? — А сейчас жезтырнак забрала душу вашей племянницы, вот и все, — пожал он плечами, словно ему стало интересно. — И? — Что «и»? — И что дальше? — Я же сказал: «вот и все» — терпеливо пояснил он. — Умрет она, разве непонятно. Я судорожно сглотнул. — К-как это? — Ну, я не знаю, как… — покачал он головой. — Подобные случаи, конечно, описывались в фольклоре, но… Я заскрежетал зубами. — Но все равно общего знаменателя нет, — поняв намек, заторопился он. — Есть такие понятия, как кут и сюр… Я сжал кулаки. — Хорошо, — обреченно проговорил профессор. — Хорошо, я попробую. * * * Сашка уже не всхлипывала, а плакала навзрыд. Я же скептически смотрел на пучки трав, которые калека раскладывал на письменном столе. — Это лекарство? — спросил я. — Можно сказать и так, — уклончиво ответил он. — А как это на самом деле? — А на самом деле это то, что поможет вам перейти к жезтырнак. — Что-что сделать? — Перейти к ней, — терпеливо повторил он. — Мне? — А больше некому. — А вы? — Во-первых, я не шаман. — Но к вам ходят духи! И этот… как его… лысый Таз! — Потому что им больше не к кому ходить! Потому что половина шаманов — самозванцы, шарлатаны, жулики, собравшие свой костюм из тряпок с ближайшей барахолки, а свои молитвы — из огрызков слов, значений которых они не понимают, да и нет уже давно этих значений! Они приходят ко мне, потому что им больше не к кому прийти! Профессор поджег пучки. В комнате потянуло терпким, но сладковатым запахом. — А какие-то еще варианты есть? — спросил я, наблюдая за дымом и чувствуя, как у меня слипаются глаза. — Есть, — кивнул он. — Какие? — Отвезти вашу племянницу в больницу. — И? — И думать, как объяснить родителям ее смерть. Реальность начала плыть. Его голос доносился до меня откуда-то издалека, как через плотное полотно. — Но вы же меня оттуда заберете? — Как-нибудь да извлеку, — уклончиво ответил он. — Это как понимать? — Так, что, может быть, вы явитесь сюда по кусочкам. — А потом вы меня соберете, польете живой водой, и я оживу? — попытался пошутить я. Что мне еще оставалось? — Нет, — серьезно ответил он. — Это сказки. А потом щелкнула вспышка фотоаппарата. И меня поглотила темнота. * * * Я открыл глаза. Передо мной была стена в квартире профессора — кусок обоев и застекленный шкаф с книгами. Я повернулся. Передо мной снова была та же стена. Кусок обоев и застекленный шкаф с книгами. Я несколько раз провернулся вокруг своей оси — но ничего не менялось. Кусок обоев и застекленный шкаф с книгами. Я провернулся еще раз. И столкнулся лицом к лицу с женщиной. Ее латунный нос тускло поблескивал. — Привет, — сказал я ей. Она смотрела на меня, наклонив голову — точь-в-точь как тот мальчик, таз… как его звали? — Не надо, — сказал я. Она молча продолжала смотреть на меня. А потом она открыла рот. И закричала. Я успел зажать уши руками, но даже так меня скрутило болью вплоть до желудка. Я упал на колени. Я не слышал ничего, но чувствовал, как на меня осыпаются осколки стекол из шкафа, вспучиваются обои. Когда я поднял голову, ее уже не было. Только что-то колыхалось там, где-то внутри — где-то в глубине куска обоев и застекленного шкафа с книгами. Я протянул руку. И прошел сквозь. Я шел сквозь долго, бесконечно долго, узнавая куски своей квартиры — тумбочка, телефон, шкаф… шкаф, тумбочка, телефон… и мозаика, рассыпанная и собранная в произвольном порядке. А потом снова вышел сквозь. И тут на меня навалился запах. Точнее даже вонь. Отвратительная, ужасная вонь, равной которой я еще не испытывал. Это был дичайшая смесь гнили, разложения и гноя, которая проникала через нос и растекалась липкой влагой в желудке. Несколько длинных, невероятно длинных теней стояли и наблюдали за мной. — Эй! — крикнул я. — Я ищу желтыр… жел... Женщину с собакой! Они продолжали молчать. — Я не хочу причинить ей я зла… — пробормотал я, впрочем, понимая, как это глупо выглядит. Что я — человек — мог причинить им — духам или кто это там были они — да еще и на их территории? Скорее уж я должен молить их, чтобы они пропустили меня. — Я могу пройти? — сказал я, пытаясь придать голосу твердость. Они молчали. — Я хочу пройти. Молчание. — Я должен пройти. Они не шевелились. Может быть, они глухие? — мелькнуло у меня в голове. Почему бы не допустить такую возможность? Может, они не могут понять, что мне надо, потому что не могут понять, что я делаю. Я медленно сделал шаг вперед. Тени не шевелились. Я сделал еще шаг. Ничего. Я украдкой — но, тем не менее, глубоко — вздохнул и пошел, пытаясь придать своей походке уверенность. Я вспомнил старый совет, данный мне когда-то в детстве — не показывай собаке, что ты ее боишься. Те чуют страх — так может и эти… существа... могут его чуять. Меня никто не преследовал. А я не оглядывался. Я шел через лабиринты, из стен которых тянулись руки, через улицы городов, в подворотнях которых за мной наблюдали тени, через лес, на ветках которого качались желтые глаза… Я шел и шел, все время сквозь, не оглядываясь. И даже не смотря вперед. Просто шел. Пока не понял, что все закончилось — и «сквозь» больше нет. Это был какой-то хаос, нагромождение. Уродливейшее порождение воспаленного рассудка. Видимо, это были обрывки представлений о том, как выглядит наш мир и попытки вписать его в мир свой, существовавший когда-то и теперь исчезающий без следа. И посредине всего этого стояла она. И держала на руках поскуливавшего сашкиным голосом пса. Она была красива. Она была бесспорно красива — и я даже не мог понять, чем, как, почему, и с чего я вообще в этом момент мог думать о красоте — и тем более, ее. Я даже не мог бы сказать, сколько ей лет — иногда мне казалось, что она совсем юна, а иногда, что уже вступила в пору бальзаковского возраста. Черты лица ее подрагивали и неуловимо менялись — и в этот же самый момент я чувствовал, как что-то щекочет меня в висках, под кожей. Неужели пытается понять, какие женщины мне нравятся — мелькнуло в голове — чтобы подобрать подходящий облик? Но зачем? Или же она это делает безотчетно, повинуясь инстинкту — или что там вместо него у… у таких, как она? У нее не выйдет. У нее ничего не выйдет — мне нравится совершенно иной тип. Совершенно. У нее никогда не получится стать шведкой — только потому, что она не понимает, кто это. Она пытается уловить смутные черты, да — и я даже вижу, как они мелькают у нее на лице — но от этого она становится невероятно жуткой… — Я хочу забрать собаку, — сказал я. Она прижала пса к себе. — Отдай его мне. Ее лицо исказилось — но в злобе ли или же в мольбе? И она быстро отступила в темноту. И тут я понял. Боже мой, как же действительно страшно и одиноко было этому несчастному духу в нашем мире! Какой хаос творился в ее голове — и как она бесплодно пыталась хоть как-то систематизировать все. Она не могла понять, что происходит, что это такое — и как с этим быть. Она пыталась сравнивать все со знакомыми ей столетиями вещами — но даже те вещи изменились настолько, что она не могла с этим справиться. Духи не злы, нет. Они просто испуганы, потеряны. И им нужна наша помощь. Они ищут нашу помощь — как могут, как умеют. И не их вина, что мы тоже боимся их. И их обида уничтожает нас — и их возможность жить в мире. Эти мысли бились в моей голове — и я не мог понять, мои ли это мысли, или же это она рассказывает мне все это. — Я помогу тебе, — сказал я вслух. — Я понял тебя — и я помогу тебе. «Хорошо», — прошелестело то ли вокруг, то ли в моей голове. — Я расскажу тебе про этот мир. Не все, ты сама понимаешь, что я всего не знаю. «Понимаю». — Но хотя бы основы. И скажу, где и как найти остальное. «Хорошо». — Но я хочу кое-что взамен. «Взамен?» — Мне кажется, что это будет справедливо. Молчание. Я похолодел. Неужели я провалил переговоры? — Мне нужно совсем немногое! — спешно выкрикнул я. «Немногое?» Уф, кажется, она еще тут. Хотя как она может быть не тут, когда я в ее голове — или что там может быть у духов? — Я пришел за этим. «За этим?» Мне показалось, что разговор превращается в обычное эхо, что ей неинтересно меня слушать. То ли она поняла, к чему я клоню — то ли я ей надоел. — Мне нужна собака! «Собака». — Та самая, которую ты забрала! Душа моей племянницы. «Племянницы». — Дочери моей сестры. «Сестры». — Отдай мне собаку — и я расскажу тебе все. Все, что смогу рассказать. Молчание. — Тебе никто больше не расскажет этого. Молчание. — Никто не сможет рассказать тебе этого — потому что никто больше не знает, что тебе это нужно. Молчание. Я ждал, затаив дыхание. «Хорошо», — наконец прошелестело. Из темноты выскочила собака. Я вцепился в ее шерсть и закрыл глаза. «Рассказывай». Я рассказывал очень долго, взахлеб, перепрыгивая с одного на другое. И при этом чувствовал, как что-то копошилось у меня в голове. Я говорил, а оно копошилось. Я делал паузу — а оно копошилось. Это длилось вечность. А потом вечность закончилась. «Хорошо», — мне показалось, или же в шелесте прозвучало удовлетворение? Я открыл глаза. Помещение было совсем другим. Все стало… правильным? Ровным? Нормальным? Предметы обрели верные очертания, рисунки на стенах — четкие края, и краски перестали быть словно разведенными в грязной луже. — Я рад, что помог тебе, — честно сказал я. Наверное, так себя чувствует врач, излечивший пациента. Может, мне, и правда, потом пойти в психотерапию? «Хорошо». — Я могу идти. «Хорошо». Кажется, она меня теперь не слышала — и не слушала. Я прижал собаку к груди — ту трясло мелкой дрожью — и стал пятиться назад. «Хорошо». Что-то вязкое обволокло меня, и я, как был, спиной вперед, провалился в пустоту. * * * Теперь бы я описал профессора как «очень старый». — Ну как, — взбудоражено спросил он. — Получилось? Я посмотрел на свои руки. На них была пыль. А еще известка. А еще на них таял снег. — Н-не знаю, — честно сказал я. — Что там было? — Она отдала мне собаку. — Отдала? Сама? — Да. — Ты не убил ее? — Кого? Собаку? — Ее, идиот, ее! Жезтырнак! — Нет. — Странно, — задумался он. — Хотя… может, все дело в том, что ты неместный. Может, на вас действуют иные правила… — А как Сашка? — Спит. Спит уже минут пятнадцать как. — А сколько я там был? — Полчаса. Фотоаппарат мы завернули сначала в салфетку — а потом в плотную скатерть. Разбили его молотком, и я зарыл все под окнами профессора. Туда же, в эту же ямку я бросил и разломанную предварительно карточку. — Думаю, что все теперь в порядке, — сказал карлик мне, когда мы прощались. — Надеюсь, — ответил я. — Но все-таки… почему она вам так просто отдала собаку? — задумчиво спросил он. С ним мы больше не виделись. Сашка окончательно выздоровела к вечеру того же дня. Вскоре вернулись ее родители. Она ничего не рассказала им — и я, разумеется, тоже. Ничего странного в квартире больше не происходило. Ноутбук я забрал из ремонта так и не починенным. А потом мы уехали из этого городка. С тех пор прошло уже полгода. Я купил себе новый фотоаппарат и фотографирую так же часто. Ничего странного не происходит. Поначалу меня мучил тот последний вопрос старика — и я жалел, что не рассказал ему все. Может быть, тогда бы он объяснил мне, почему она так просто отдала мне собаку. И особенно этот вопрос мучил меня потому, что мне казалось, что я продешевил. Что я дал ей что-то такое невероятно большое и важное, что жизнь моей племянницы ее перестала интересовать. Что-то, что на самом деле стоило гораздо, гораздо больше. И что-то, что я ни в коем случае не должен был давать. А может быть, и нет. Может, я просто спас племянницу. Вот и все. * * * Эпилог. Несколько месяцев спустя. Лето уже прошло, практически закончилась и осень, и ветер гоняет пожухлую листву на улицах вместе со снежной поземкой. Темнеет теперь рано — полумрак уже постепенно заливает улицы и разрывается зажигающимися то там, то здесь окнами. В фотоателье тихонько жужжит компьютер и мурлычет музыка из колонок. Фотограф — парень с неухоженной бородкой, закинув ноги на подлокотник, небрежно развалился в кресле и что-то набирает на телефоне. Вдруг он поднимает голову и чуть не падает на пол. Перед ним стоит девушка, прячущая лицо в шубу. — Я в-вас и н-не слышал, — заикась, произносит парень. — Что ж в-вы даже не постучались. Мы вот-вот закрываемся… Девушка разочарованно пожимает плечами. — Хотя... — продолжает парень. — У нас есть еще пятнадцать минут. Девушка кивает. * * * Фотограф суетится вокруг аппарата, выставляет свет, что-то делает в настройках. — Вы не волнуйтесь, — бормочет он. — Даже если что-то на первый взгляд в исходниках не понравится, я все равно солью на комп и в фотошопе обработаю. Я всегда так делаю. Девушка молчит и, глядя в зеркало, пудрит лицо и особенно нос. * * * На рабочем столе компьютера заставка — фотограф в обнимку с милой девчушкой. — Извините, — смущается парень. — Я сейчас. Он разворачивает на весь экран окно программы и находит нужную фотографию. — А теперь давайте посмотрим, что у нас тут… У вас тут какой-то блик на носу… вот… Он поворачивается — но посетительницы уже нет. Он переводит взгляд на фотографию, где под полустершейся пудрой бликует кончик носа. Словно сделанный из металла. Парень наклоняется поближе, чтобы разглядеть дефект снимка. И мгновенно лицо его пересекают две окровавленные полосы. Словно когтистая лапа распорола от уха до подбородка. И из колонок доносится мягкий женский смех. Автор: Елена Щетинина Источник Поделиться: | |
|
Всего комментариев: 1 | |
![]() 0 | |